Оно могло объясняться попыткой осмыслить причины скромных масштабов винопития в раннем Риме. Влияние Пифагора давало такой ключ.
Образ Пифагора (ок. 540 – 500 гг. до н.э.), отраженный мыслителями Греции и Рима, носил черты яркой антиалкогольной направленности. По одним сведениям, собранным Диогеном Лаэртским, «...пьянство именует он доподлинно пагубой и всякое излишество осуждает» (Диоген Лаэртский. Кн. VIII. 1. 9). А «...сам же он, как повествуют некоторые, довольствовался только медом или сотами, или хлебом, вина в дневное время не касался» (Диоген Лаэртский. Кн. VIII. 1. 19). По другим сведениям, Пифагор стоял на более радикальных – трезвеннических позициях. «Запрещая животную пищу, он приучал и приноравливал людей к простой жизни, чтобы они пользовались тем, что нетрудно добыть, ели невареную снедь и пили простую воду, так как только в этом – здоровье тела и ясность ума» (Диоген Лаэртский. Кн. VIII. 1. 13).
Согласно Ямвлиху Пифагор сделал следующее: «…виды пищи, которые враждебны непорочному состоянию и замутняют как другие представления душевной чистоты, так и те, которые имеют место в представлениях, возникающих во время снов, он отвергал тоже. Эти предписания относительно пищи он установил для всех, отдельным же, наиболее преуспевшим в созерцании и потому, достигшим высших ступеней знания философам, он запретил раз и навсегда ненужные им и неправедные виды пищи, предписав им никогда не есть мяса одушевленных существ, совсем не пить вина…» (Ямвлих. «Жизнь Пифагора». XXIV. С. 107).
На закате Римской империи именно образ трезвенника Пифагора станет моральной опорой тех деятелей, которые будут противостоять разложению римской государственности.
В разные времена власти принимали меры по ограничению потребления вина вплоть до введения полного запрета. Так, со слов древнегреческого философа Диогена Лаэртского, царь локрийцев Завлек (VII век до н.э.) разрешил употреблять вино лишь больным и только в ограниченном количестве; все прочие, замеченные в пороке, карались смертной казнью. Питтак, законодатель города Митилен на острове Лесбос (VI век до н.э.) издал закон, по которому преступления, совершенные в пьяном виде, наказывались вдвойне. В Спарте, где очень любили пить вино, в назидание для молодежи часто давали поучительный спектакль со страшным названием «Пьяный плод». Однако, Ликургу, законодателю Спарты, это средство воздействия показалось недостаточным и он приказал уничтожить все виноградные лозы.
В других местах прибегали к другим мерам. Например, в Афинах разрешалось пить только вино, разбавленное тремя частями воды. Иногда и это запрещалось, и дозволялось лишь выпить несколько капель вина в честь богов в конце пиршества. Однако, подолгу такие запреты не работали. Афинский архонт Солон ввел компромиссный вариант и повелел к одной части вина добавлять пять или семь частей воды. Его современник - комик Алесфис ехидно заметил, что из всех законов, ограничивающих потребление вина, этот закон наиболее строго соблюдается благодаря махинациям виноторговцев. Тем не менее, все эти правила и запреты дали положительный результат. На протяжении многих десятилетий общественное мнение в Древней Греции и Риме порицало употребление вина разбавленного лишь наполовину водой и, уж тем более - неразбавленного вина. Такое вино считалось чрезвычайно крепким и потому его любителей причисляли к числу пьяниц и совсем опустившихся личностей.
Выдающийся оратор и государственный деятель Марк Туллий Цицерон (106-43гг. до н.э.) считал потребление вина нормальным явлением: «…у хорошего и рачительного хозяина всегда полны винный погреб, кладовая для масла, как и кладовая для припасов, а в усадьбе полный достаток…» (Цицерон. «О старости». XVI, 56). Вино он осмысливает как нормальный земной предмет, вне сверхъестественных качеств.
Именно римский тип винопотребления представляется Цицерону оптимальным: беседа «наиболее сладостна на пирах, как их мудрее, чем греки называют наши; те говорят о симпосиях и синдейпнах, то есть о совместных попойках и совместных обедах; а мы -- о совместном времяпрепровождении, так как тогда более всего проводят время вместе» (Cic. Ep. DCCCXX. 3).
Резко критикует он тех политиков и администраторов, кто отличался неумеренным употреблением вина. Например, в одной из своих речей Цицерон изображает пирушку Верреса в виде битвы, откуда одних выносят «замертво», а другие остаются лежать «на поле сражения.» (Цицерон. «Речи». Ч. I-II. М.: Наука, 1993).
Даже самый последний бой Цицерона за республику -- его кампания против нового диктатора Марка Антония -- включал в себя использование антиалкогольных аргументов. Рассмотрим вторую филиппику против Марка Антония, датированную 28 ноября 44г. до н.э.: «На свадьбе у Гиппия ты, обладающий такой широкой глоткой, таким крепким сложением, таким мощным телом, достойным гладиатора, влил в себя столько вина, что тебе на другой день пришлось извергнуть его на глазах у римского народа. Как противно не только видеть это, но и об этом слышать! Если бы это случилось с тобой во время пира, -- ведь огромный размер твоих кубков нам хорошо известен -- кто не признал бы это срамом? Но нет, в собрании римского народа, исполняя свои должностные обязанности, начальник конницы, для которого даже рыгнуть было бы позором, извергая куски пищи, распространявшие запах вина, замарал переднюю часть своей тоги и весь трибунал!» (Цицерон. «Вторая филиппика против Марка Антония». XXV, 63).
В Риме, увидевшем все ужасы гражданской войны, обвинение в пьянстве было оружием! Поразительно! В борьбе с тем же Марком Антонием оно использовалось Цицероном неоднократно: «А сколько дней подряд ты предавался в этой усадьбе позорнейшим вакханалиям! Начиная с третьего часа пили, играли, извергали из себя... О чем ранее в усадьбе этой говорили, что обдумывали, что записывали! Законы римского народа, летописи старины, все положения философии и науки. Но когда постояльцем в нем был ты (ибо хозяином ты не был), все оглашалось криками пьяных, полы были залиты вином, стены забрызганы...» (Цицерон. «Вторая филиппика против Марка Антония» XL. 104. XLI. 105).
Расход денег на вино – это расточительность, щедрость проявляется в другом: «…есть два рода людей, склонных раздавать: одни – расточительные, другие – щедрые. Расточительные – это те, кто проматывает свое состояние на пирушки, на раздачу мяса, на бои гладиаторов, на игры и на травлю диких зверей – на все то, память о чем они оставят недолгую или вообще не оставят никакой; щедрые, напротив, - это те, кто на свои средства выкупает пленных у морских разбойников, берет на себя долги друзей, помогает им при выдаче дочерей замуж и поддерживает друзей при приобретении ими имущества или при приумножении его» (Цицерон. «Об обязанностях». II. XVI, 55).
«Все те, которые стараются приобрести уважение людей, устраивая для них угощения и пирушки и тратя деньги, открыто дают понять, что лишены истинного блеска, придаваемого доблестью и достоинством» (Cicero. «De re publica». IV.VII. 7).
Винопотребление Цицерон считал уделом только мужчин: «Не должна женщина, которой муж отказал право пользования своим имуществом, оставив ей наполненные вином и маслом хранилища, думать, что все это ей принадлежит, -- ведь отказано ей право употребления, а не злоупотребления» (Цицерон. «Топика». III. 17).
По поводу возникшей еще в Древнем Египте проблемы соотношения истины и опьянения Цицерон имел однозначное мнение: опьянение и истина несовместимы. Люди в горячке или пьяные: «много они видят ложного» (Cic. De div. II. LIX.121). Но, «...даже из видений безумцев или пьяных можно путем толкования извлечь много такого, что будет выглядеть как относящееся к будущему. Если человек целый день бросает копье, он когда-нибудь да попадет» (Cic. De div. II. LVIII.120).
Можно считать символичным, что Цицерон был убит по приказу Марка Антония, того политического деятеля, чей образ жизни не соответствовал представлениям Цицерона в вопросе винопития.
Постепенно, начиная со II века до н.э., вино прочно вошло в быт не только знати, но и простого люда. Его регулярно давали слугам и сельскохозяйственным рабочим. Существовали даже нормы отпуска по будням и праздникам. Так, во время сатурналий и коммиталий, наиболее почитаемых ежегодных празднеств в Древнем Риме, выдавали около трех литров вина на человека. Постепенно вошло в обычай обязательно угощать народ по всем торжественным поводам, особенно во время триумфов.
Многочисленные военные походы римлян способствовали распространению виноградарства и виноделия. Местные сорта дикого или полудикого винограда постепенно вытеснялись, распространялись ритуалы и обычаи винопития. Виноградники появились на территории нынешней Германии и Австрии и затем, благодаря стараниям разных правителей, виноград оккупировал Чехию, Словению, Моравию, Венгрию и другие подходящие по климату регионы. Необходимо отметить, однако, что на территории Центральной Европы виноград и вино были известны еще задолго до расцвета Римской империи. Археологические раскопки показали, что на юге и юго-западе Франции виноград существовал еще тогда, когда местные племена даже не подозревали о существовании греков и римлян.
Политический режим, установившийся при императоре Августе, обычно называют принципатом. В первые десятилетия этого режима признанной интеллектуальной инициативой обладали стоики. Первым из римских стоиков, чьи труды дошли до нас в значительном числе, стал Сенека (4 г. до н.э. – 65 г. н.э.). Винопотребление было органичной частью его образа жизни. Философ с сочувствием цитирует слова Аттала: «Воспоминание об умерших друзьях приятно нам также, как терпкость в некоторых плодах, как очень старое вино, которое тем и вкусно, что горчит» (Seneca. Ep. LXIII, 5.) Сенеке так же не повезло в глазах современного общественного мнения, как и эпикурейцам. Готфрид Бен пишет, что у Сенеки были большие проблемы с алкоголем. (Benn G. Das Genieprobleme. Berlin: Fischer-Verlag, 1931 S.136). В современной отечественной публицистике можно даже найти утверждения, что он умер от пьянства.( В. Князькин. «Причуды гениев»//Известия Татарстана, 29.04.94). Однако, доказательств такого утверждения нет.
Изредка Сенека указывает на негативное влияние пьянства на организм человека: «От пиров портится желудок, от попоек цепенеют и дрожат жилы» (Seneca. Ep. XXIV, 16). Именно желудок, считает Сенека, страдает очень сильно: «Пока здоровый желудок получает здоровую пищу и наполняется ею не перегружаясь, ему достаточно естественных освежителей… когда непрекращающееся опьянение заполнило внутренности и, превращаясь в желчь, жжет грудь, тогда приходится искать что-нибудь такое, что прекратило бы этот пожар, который от воды только сильнее вспыхивает» (Сенека. «О природе». IV. XIII. 5). Здесь рассуждения Сенеки приближаются к современным представлениям: именно слизистая оболочка желудка обжигается в результате регулярного раздражения алкогольными изделиями.
Похожие идеи Сенека высказывает и в другом сочинении: «…многие вещи, которые все хвалят и к которым стремятся, приносят вред тем, кто ими наслаждается, вроде обжорства, пьянства и прочих им подобных и губительных удовольствий» (Сенека. «О провидении». 3).
Но, основное его внимание привлекают поведенческие аспекты проблемы: «Пьянство разжигает и обнажает всякий порок, уничтожая стыд, не допускающий нас до дурных дел» (Seneca. Ep.LXXXIII, 19). Хрестоматийной стала следующая формула Сенеки: «…опьяненье – не что иное, как добровольное безумье. Продли это состояние на несколько дней, -- кто усомнится, что человек сошел с ума? Но и так безумье не меньше, а только короче» (Seneca. Ep.LXXXIII, 18-19). Вино развязывает агрессивность, считал Сенека: «С пристрастием к вину неразлучна свирепость, потому что хмель вредит здравому уму и ожесточает его. Как от долгой болезни люди становятся плаксивыми, раздражительными, так что малейшая обида приводит их в бешенство, так от непрестанного пьянства становится свирепой душа. Когда она часто не в себе, то пороки, укрепленные привычным безумием, возникнув во хмелю, и без него не теряют силы» (Seneca. Ep.LXXXIII, 26). «Нам говорят: гнев полезен, ибо делает людей воинственнее. В таком случае полезно и опьянение, ибо делает людей задиристыми и дерзкими; нетрезвый человек скорее хватается за меч. Скажи уж тогда, что и умопомешательство необходимо для придания сил… Но гнев, опьянение, страх и прочие столь же отвратительные и столь же мимолетные раздражения не способствуют укреплению добродетели, ибо она не нуждается в пороках…» (Сенека. «О гневе». I. 13).
Сенека осуждал индивидуальное опьянение, но еще более страстно выступал он против опьянения коллективного: «Вспомни, к каким бедствиям приводило общее опьянение! Оно предавало врагу самые храбрые и воинственные племена, оно открывало крепости, многие годы обороняемые в упорных боях, оно подчиняло чужому произволу самых непреклонных и сбрасывавших любое иго, оно усмиряло непобежденных в битве» (Seneca. Ep.LXXXIII, 22).
Пример недопустимости пьянства для политика Сенека находил в недавнем прошлом: «Что погубило Марка Антония, человека великого и с благородными задатками, что привело его к чужеземным нравам и неримским порокам, как не пьянство и не страсть к Клеопатре, не уступавшая страсти к вину? Оно и сделало его врагом государства, и притом слабейшим, чем его враги, оно и усугубило его жестокость, когда к нему за обедом приносили головы первых в Риме мужей, когда он среди изобилия яств, среди царской роскоши пытался узнавать лица и руки убитых по спискам, когда, напившись вином, он жаждал крови. Мерзко было то, что он пьянел, когда творил все это, но еще мерзостнее то, что он творил все это пьяным» (Sen., Ep.LXXXIII, .25).
Сенеку тревожило, что время стало все более восприниматься его современниками в проалкогольном духе: «…прав был тот, кто сказал, что раньше декабрь длился месяц, а теперь – весь год» (Sen. Ep. 18.1).
Он пытался пристыдить тех, кто ведет себя вопреки естественному течению времени: «…стыдно тому, кто лежит в полусне, когда солнце высоко, чье бодрствование начинается в полдень, - да и это для многих все равно что встать до рассвета. Есть и такие, что превращают ночь в день и поднимают отяжелевшие от вчерашнего хмеля веки не раньше, чем приблизится тьма» (Sen. Ep. 122.1-2). Также осуждал он «...тех, у кого нет времени ни на что, кроме вина и сладострастия; ибо нет занятий более постыдных» (Сенека «О скоротечности жизни». VII.1). Сенека не идеализирует будущее Рима: «Будет время, когда войдет в честь пьянство и будет считаться достоинством пить вино в самом большом количестве» (Сенека «О благодеяниях». I.10). Он близок к мысли Лукреция о неспособности вина решить глубинные психологические проблемы: «Пусть (человек) одурманивается неразбавленным вином, … его ждет на пуховике такая же бессонница, как иного – на кресте» (Сенека «О провидении». 3).
Эпикуреец в сочинении Сенеки критикует сластолюбцев, распутничающих под личиной философии: «...не Эпикур побуждает их предаваться излишествам роскоши: преданные лишь собственным порокам, они спешат прикрыть их плащом философии и со всех сторон сбегаются туда, где слышат похвалу наслаждению. Они не в состоянии оценить, насколько трезво и сухо то, что зовет наслаждением Эпикур» (Сенека «О блаженной жизни». XIII. 2). И сам автор критикует рост потребления алкоголя с гедонистических позиций: «…радость – цель для всех, но где отыскать великую и непреходящую радость, люди не знают. Один ищет ее в пирушках и роскоши, другой в честолюбии … Всех их разочаровывают обманчивые и недолгие услады, вроде опьянения, когда за веселое безумие на час платят долгим похмельем…» (Seneca. Ep. LIX, 15).
«Радоваться может только мужественный, только справедливый, только умеренный. – «Что же, -- спросишь ты, -- разве глупые и злые не радуются?» – Не больше, чем львы, дорвавшись до добычи. Когда они изнурят себя вином и блудом, когда ночь промчится в попойке, когда от насильственных наслаждений, которые не способно вместить хилое тело, пойдут нарывы, тогда несчастные воскликнут словами Вергилия:
Как последнюю ночь провели мы в радостях мнимых,
Знаешь ты сам»
(Seneca. Ep. LIX, 17).
Последующие представители стоической философии обращаются к вопросам винопотребления уже значительно реже.
Эпиктет (ок. 50 -- ок. 130гг.) писал, что для достижения победы на Олимпийских играх следует «не пить вина когда попало». (Epictet, III, 15, 3). Он также ставит вопрос о личной ответственности за свой выбор: употреблять алкоголь или нет: «На этот вопрос прежде всего должен ты обращать внимание, а именно: никогда не общаться с кем-нибудь из прежних близких или друзей так, чтобы опускаться до его уровня; иначе ты утратишь себя. … Ты не можешь, если не пьешь с теми, с кем пил, казаться им таким же приятным. Так выбирай, хочешь ли ты быть пьяницей и приятным для них, или трезвым – и неприятным» (Epictet, IV, 2, 1, 7).
Алкогольная проблема остается за скобками интересов последнего крупного представителя стоической философии Марка Аврелия (121--180гг.). В то же время, он вплотную подошел к мысли о целесообразности рассмотрения алкогольных изделий самих по себе, как таковых, без сложившихся вокруг них культурных напластований, что представляло собой еще один шаг в сторону трезвости, по сравнению с формулировками Цицерона и Лукреция: «Относительно мясных блюд и вообще подобных кушаний можно приучить себя к такому взгляду: это вот труп рыбы, это – труп птицы или поросенка. Равным образом, фалернское вино – выжатый сок винограда…» (Marci Aurel. Ad se ipsum. VI. 13). Образ жизни самого Марка Аврелия был очень достойным, однако в противоборстве растущему пьянству он не проявлял и малой толики энергии, отличавшей Цицерона или Сенеку. Соправитель Марка Аврелия Луций Вер «либо пировал, либо готовился к пирам» (Scriptores historiae augustae, V, VIII, 9). «Предаваясь пьянству на всех виллах, Вер захворал и слег в Канузии» (Scriptores historiae augustae, V, VI, 7). Устроил он пир стоимостью в шесть миллионов сестерциев. «Когда Марк услыхал об этом пире, он, говорят, испустил стон и пожалел о судьбе государства» (Scriptores historiae augustae, V, V, 6). «Марк отправил его на парфянскую войну, чтоб отучить от такого образа жизни, но безуспешно» (Scriptores historiae augustae, V, V, 8).
Можно считать счастьем Марка Аврелия, что он не увидел царствование своего сына императора Коммода. Сведения различных историков о нем поразительно единодушны: «Выражение его лица было бессмысленное, какое обычно бывает у пьяниц…» (Scriptores historiae augustae, VII, XVII, 3). «Пьянствуя до рассвета и расточая средства Римской империи, он по вечерам таскался из кабаков в лупанары» (Scriptores historiae augustae, VII, III, 7). Он отличался такими пьяными бесчинствами, что когда его отравили и, ослабевшего от яда и опьянения задушили, а затем стали выносить его труп, пьяная стража даже и не заметила. Таким стал сын коронованного философа! Наверное, можно сделать вывод, что с Марком Аврелием была исчерпана позитивная роль стоицизма в противостоянии растущему пьянству.
Вот как описывает современников Диогена (одного из наиболее известных представителей школы киников) и его отличие от них Дион Хризостом: «Поскольку они когда угодно могут пользоваться тенью и пить вдосталь вина, то, лишенные солнца, проводят так все время и никогда не дожидаются, пока появится естественная жажда. Подобно женщинам, большую часть времени они проводят дома, сидят без дела, не зная, что такое физический труд, с одурманенной от пьянства головой…
Что касается Диогена, то он только тогда принимался за трапезу, когда его посещало чувство голода и жажды, считая, что именно это и есть самая лучшая и острая приправа к еде. Поэтому для него ячменная лепешка казалась вкуснее любого самого изысканного блюда, а проточную воду он пил с большим удовольствием, чем остальные фасосское вино. Диоген смеялся над теми, кто, испытывая жажду, проходил мимо источников и рыскал повсюду в поисках места, где можно было бы купить вино с Хиоса или Лесбоса. «Эти людишки глупее скота, -- замечал он. – Любое животное, когда ему захочется пить, не пройдет мимо родника или ручья с чистой водой, а когда испытывает голод, не откажется от нежных побегов или травы, способных его насытить» (Дион Хризостом. VI. 11, 12-13).
Плутарх (46 -- после 119 гг.) выступает для нас в первую очередь как летописец алкогольных нравов античности. Без его жизнеописаний представить историю винопития Рима невозможно. Благодаря Плутарху мы знаем, что представляло собой типичное алкогольное изделие его эпохи: «...разбавленное вино мы называем вином, хотя вода в нем составляет большую часть» (Плутарх «Наставление супругам». С. 20). Можно предположить, что вино, разведение которого особо не оговорено, имело крепость около четырех градусов или немного меньше.
Наиболее важное для данной темы сочинение Плутарха «Застольные беседы» открывается вопросом: уместно ли за вином вести философские речи? Итог беседы подвел один из героев следующим образом: «Распевать так называемые сколии вокруг винной чаши, возложив на себя венки, которые знаменуют освобождающую силу бога, это может быть, и не самое яркое проявление дружественных взаимоотношений пирующих, но не чуждо ни Музам, ни Дионису; а вот вдаваться в запутанные словопрения -- и некрасиво, и не подобает симпосию» (Плутарх «Застольные беседы». I. 615. B-C). Но, сам Плутарх за философские беседы: «…собравшись вместе, напиваться и насыщаться в молчании уподобляло бы людей животным, да и это не возможно. А оставить на симпосии речи, не допуская речей упорядоченных и поучительных, это еще нелепее… Философы, осуждая опьянение, называют его пьянственным суесловием; а суесловие означает не что иное, как пустую болтовню. Но пустая болтовня, превысив известную меру, переходит в наглость, безобразнейшее и отвратительнейшее завершение пьянственного излишества» (Плутарх «Застольные беседы». VIII. 716. D-F).
Много интересных наблюдений над природой опьянения сделал Плутарх в «Застольных беседах», например, о сходстве состояния опьянения со старческими явлениями «...старческой природе самой по себе присущи явные признаки опьянения: дрожание членов, косноязычие, забывчивость, рассеянность: все это свойственно старикам и в здоровом состоянии и проявляется при малейшем случайном поводе, так что опьянение не вызывает у старика каких-либо новых для него явлений, а лишь усиливает уже имеющиеся; а подтверждается это тем, что нет ничего более похожего на старика, чем пьяный человек» («Застольные беседы». III. 650. D-F).
К тому же, считает он, положительный эмоциональный настрой возможен и без употребления алкогольных напитков: «...влюбленность подобна опьянению: она разгорячает, веселит и радует, а это сообщает людям склонность к пению и стихосложению» (Плутарх «Застольные беседы». I. 622. D-E). А вино, как известно, негативно влияет на отношения между полами: «...у пьющих много вина притупляется половая способность, и они не производят здорового потомства, ибо их семя переохлаждено и бездеятельно, и общение с женщинами остается у них бесплодным» (Плутарх «Застольные беседы». III. 652. D).
Плутарх выступал оппонентом линии Цицерона - Плиния в вопросе соотношения истины и опьянения: «…вино показывает каждого таким, каков он есть, и никому не позволяет оставаться спокойно за прикрытием притворства и лживости, воздвигнутым в защиту от воспитывающего закона» (Плутарх «Застольные беседы». III. 645. B). Ему были уже известны психоактивные вещества нового типа, не только вино: «Источаемый маком запах таков, что бывали случаи, когда собиравшие без необходимой предосторожности сок этого растения лишались сознания» (Плутарх «Застольные беседы». III. 647.F. 648.A).
Плутарх одним из первых осознал взаимосвязь между винопотреблением и явлениями культурной жизни. В период классической Греции издержки винопития воспринимались деятелями искусства в первую очередь в комическом русле. Эллинистическая комедия работала совсем с другим типом эмоций. У Аристофана была ирония над алкоголепотреблением, теперь ирония стала работать во имя алкоголепотребления. Эту мысль очень четко сформулировал герой Плутарха Диогениан: «Из двух разновидностей комедии древняя вследствие ее неоднородности не подходит для симпосия: свойственное ей в так называемых парабасах страстное свободоречие слишком стремительно и напряженно, а в своих насмешках и шутовстве она сверх меры откровенна и наполнена непристойными речениями и грубыми наименованиями. Да и еще: подобно тому как на царских трапезах каждому из обедающих придан особый виночерпий, так для восприятия древней комедии каждому участнику понадобится грамматик, который будет объяснять ему…, кого высмеивает комедия, так что либо наш симпосий превратится в грамматическую школу, либо насмешки останутся непонятными».
К сожалению, распад античности и связанное с этим общее понижение интеллектуального уровня жителей Римской империи способствовали эрозии завоеваний антиалкогольной мысли данной эпохи. С печальной поэтичностью описала разрыв культурной традиции отечественная исследовательница античной философии: «…после того как равнодушной рукою времени был навеки опущен занавес над тем, что представляло собой одно из блистательнейших действ в истории человечества, после этого и самого Эпикура, и его человеколюбивую мудрость надолго накрыли плотные тучи невежества, презрения, глубочайшего, воинствующего непонимания». (Т. Гончарова. «Эпикур». М.: Молодая гвардия, 1988. С. 300). Почти на два тысячелетия антиалкогольные идеи древности оказались забытыми. Один из самых блестящих пропагандистов эпикурейской философии французский просветитель XVIII века Ламетри писал: «Надо ли удивляться, что философы, стремясь к сохранению душевного здоровья, всегда принимали во внимание телесное здоровье, что Пифагор так старательно предписывал диету, а Платон запрещал употребление вина?!» (Ж.О. Ламетри «Человек-машина». В кн. Сочинения. М.: Мысль, 1983. С.214). Хотя запрет винопития было бы точнее отнести к Пифагору.
Гораздо меньше сведений о виноградарстве и виноделии в странах Востока. В Китае, согласно древнему преданию, первое вино из винограда на горе себе приготовил некий Ю за 2 тысячи лет до н.э. Напиток не понравился императору, который изгнал Ю из Китая, под страхом смерти запретил пить вино и предсказал погибель тем народам, которые станут его пить. Однако труды бедного Ю не пропали даром. Прошло несколько столетий и употребление вина в Китае стало заурядным делом. Об этом, в частности, свидетельствует большое количество застольных песен того времени.
«В знаменитой книге «Большая ботаника», написанной в XII веке н.э., сообщается, что вино подносилось городами в качестве почетного дара своим правителям, наместникам и даже императорам. Китай всегда был страной контрастов и тотальных мероприятий. При разных императорах употребление вина повсеместно запрещалось. Иногда надолго исчезало даже всякое упоминание о винограде и вине. Но ничто не вечно под луной: проходило время и народ вновь начинал усердно возделывать виноград, давить из него сок и получать волшебную влагу» (Цит. По В.П. Нужному).
Не уступали китайцам и японцы, которые выращивали виноград с незапамятных времен. Однако, как и в Китае, периоды либерального отношения властей к вину сменялись периодами полного запрета на него и уничтожением виноградников. Надо полагать, что нелюбовь властителей стран Востока к вину и опасения за свои народы имели достаточно веские основания. Дело в том, что генотипические особенности монголоидов определяют их особую, резко отличающуюся от европеоидов, реакцию на алкоголь. Примерно у 60% представителей монголоидной расы при окислении алкоголя образуется большое количество чрезвычайно токсичного уксусного альдегида. Поэтому употребление даже небольшого количества алкоголя вызывает у них отравление, сопровождающееся покраснением лица, сердцебиением, одышкой, а иногда и смертью.
В арабском мире Ислам полностью запретил употребление алкоголя 14 веков назад. Сделано это было несколькими аятами Корана и указаниями пророка Мухаммада. В отличие от американцев, которые так и не смогли примириться со своим законом 1919 года, запрещавшим спиртные напитки, невежественные арабы немедленно подчинились запрету, провозглашенному Священным Кораном.
Алкоголь был неотъемлемой частью жизни арабов доисламского периода. Отношения в то время были крайне напряжены, нормой были племенные распри и вооруженные столкновения. Из-за пустяковых причин родственные племена воевали друг с другом до почти полного уничтожения. Семейная жизнь была разрушена. С детьми женского пола обращались очень сурово, а иногда умерщвляли сразу же после рождения. Мужчины, и даже женщины, искали в алкоголе утешение и убежище от жестокостей и опасностей окружающего мира. История доисламских арабов свидетельствует о том, что алкоголь у них употреблялся весьма широко, а пьянство и алкоголизм были повседневным явлением. Ислам не сразу же обрушивался с критикой на пьянство, супружескую неверность или азартные игры как явления, а в начале вел борьбу с глубоко укоренившимися ложными верованиями и ценностями, как причинами этих пороков. Идолопоклонство, трайбализм и их ценности – вот естественный источник джахилийи, или невежества. А алкоголизм, разврат и азартные игры были лишь плодами на дереве джахилийи, выросшем, в основном, из идолопоклонства.
Имам Аль-Бухари приводит такие слова Аиши, жены пророка Мухаммада: «Если бы Коран сразу же предписал арабам не пить хамир (вино), не играть в азартные игры или не заниматься развратом и прелюбодейством, то они бы наверняка сказали: нет, мы не можем согласиться». В действительности же, Коран терпеливо вселял в их сердца страх перед Господом и любовь к Нему, рисовал им картины другой жизни с ее раем и садами Эдема для тех, кто повинуется Ему, и с адом и Геенной для тех, кто восстает против Него, и так до тех пор, пока сердца их не смягчились. Затем им было приказано прекратить употребление хамира, прелюбодейство и азартные игры – и они согласились.
И даже тогда вино не было запрещено сразу. Ушло еще три года на то, чтобы полностью запретить эту отраву. Мусульмане стали задавать вопросы относительно вина. Они спрашивают тебя о вине и майсире. Скажи: «В них обоих – великий грех и некая польза для людей, но грех их – больше пользы».
Этот аят отвратил от вина и азартных игр многих преданных и набожных мусульман. Но, поскольку ядовитая жидкость не была запрещена окончательно, основная масса мусульман продолжала пить, особенно утром (сабух) и вечером (габух). И все же этому предписанию принадлежала большая роль в снижении потребления алкоголя в Медине, столице исламского государства.
Следующее предписание было ниспослано после того, как один из сподвижников, будучи в состоянии опьянения, сделал ужасные ошибки, цитируя Священный Коран в своей молитве: «О, вы, которые уверовали! Не приближайтесь к молитве, когда вы пьяны, пока не будете понимать, что вы говорите».
Это ограничение было очень важным, поскольку впервые пьянство вошло в противоречие с молитвами, которые распределялись в течение всего дня, начиная с молитв на рассвете и кончая молитвами на ночь.
Результатом этого явился конфликт между новым предписанием и устоявшимся обычаем арабов пить с утра (сабух) и ранним вечером (габух). Внутренняя борьба раздирала душу многих пьяниц, пытавшихся обуздать свою страсть к спиртному. У некоторых хронических алкоголиков даже проявились отдельные симптомы, характерные при воздержании: конвульсии, или приступы белой горячки (delirium tremens).
В качестве лекарства употребляли мед. Он был рекомендован Священным Кораном и пророком Мухаммадом как прекрасная пища и целительное средство. Последний удар по вину был нанесен во время пира, в котором участвовали мухаджиры (мекканцы) и ансар (мединцы), где подавалось спиртное. Напившись, они стали похваляться друг перед другом, а потом затеяли драку, используя в качестве оружия обглоданные кости со стола. Когда они опомнились, а эффект опьянения уже прошел, то устыдились совершенного, чувствуя себя виноватыми и грешными. И в тот момент была ниспослана сура Корана, провозгласившая, что азартные игры и спиртные напитки отныне и навсегда запрещены для всех мусульман.
«Сатана желает заронить среди вас вражду и ненависть вином и майсиром и отклонить вас от поминания Аллаха и от молитвы. Удержитесь ли вы?». И удивительным был ответ всего общества. Люди вскричали: «О Аллах! Мы бросили пить!». Вот, что передают со слов Анаса Ибн Малика: «Когда вино было запрещено, арабы все еще любили его, и не было для них ничего более трудного, чем соблюсти запрет. Тем не менее, они должным образом последовали ему. Каждый из нас, в чьем доме было вино, вынесли его на улицу и вылили. На протяжении нескольких дней запах ядовитого зелья стоял над Мединой».
Пророк потребовал от жителей Медины вынести все вино, хранившееся у них дома, и сам ножом взрезал кожаные бурдюки, наполненные вином. В тот день пророк произнес свой знаменитый хадис, которым он проклял вино, тех, кто пьет, гонит, торгует или даже только подает его на стол. Таким образом, в течение одного-двух дней все население города превратилось в трезвенников, и наиболее удачная кампания, когда-либо предпринимавшаяся человеком против алкоголизма, была чудесным образом выиграна. С тех пор и по сей день, мусульмане всего мира (а их в сегодняшнем населении Земли насчитывается около 1000 миллионов человек) являются группой, наименее подверженной алкоголю и связанным с ним проблемами. Несмотря на их принадлежность к различным нациям и культурам, большинство сохранило свою воздержанность к употреблению алкоголя на протяжении веков.
. Дж.Тойнби в своей книге «Цивилизация перед судом истории» пишет: «Дух Ислама... возможно, выразил себя в... освобождении от алкоголя, совершившемся под влиянием религиозных убеждений, которые, как оказалось, способны сделать то, к чему не смогли принудить пришедшие извне санкции чуждого закона. И здесь, глядя в будущее, мы можем отметить благотворное влияние, которое Ислам способен оказать на космополитический пролетариат западного общества, опутавшего своими сетями весь мир”. (А. Дж. Тойнби. «Цивилизация перед судом истории». М.: Рольф. С. 395)
На территорию Восточной Европы, где климатические условия не позволяли выращивать виноград, вино иногда завозили торговцы, странники и воины. Вкус его, вплоть до принятия христианства, был знаком лишь избранным. Даже в XVI столетии иностранные вина водились исключительно в знатных домах и выставлялись на стол только по торжественным случаям. Лишь в низовьях Волги и Дона, где произрастала дикая виноградная лоза, местные жители издавна делали вино для своих повседневных нужд. Научили их этому, скорее всего, греки, древние поселения которых найдены в районе нынешнего Новочеркасска.
В России производство местного вина берет начало на Кавказе в середине XIX столетия благодаря стараниям тогдашнего кавказского наместника князя Михаила Васильевича Воронцова, который бесплатно раздавал всем желающим выписанные им из-за границы новейшие сорта виноградной лозы. С Кавказа культурное виноградарство и виноделие быстро перекочевало в Крым и, со временем, в этих краях научились делать удивительные по вкусу и аромату напитки, во многом превосходящие зарубежные аналоги.
Глупо было бы думать, что в те далекие времена виноградное вино было единственным алкогольным напитком и народы, проживающие на территориях с суровым климатом, не были знакомы со вкусом спиртного. Легенда говорит, что Осирис (около 2000 лет до н.э.) научил жителей тех стран, где виноград не произрастал, готовить из ячменя охмеляющий напиток, который можно считать прообразом современного пива.
Считается, что пионерами в пивоваренном деле были все те же неугомонные древние египтяне. Сохранился папирус, на котором отец пишет своему сыну и упрекает его в том, что тот часто посещает питейные заведения и пьет гаг и зед – так назывались сорта пива, приготовлявшиеся в Египте. Однако пивоварением люди начали заниматься с незапамятных времен. Изучение рецептов приготовления пива, высеченных на камне, дает основание утверждать, что около 7000 года до н. э., то есть 9 тысяч лет назад, шумеры, проживающие в Междуречье – на территории между реками Тигр и Евфрат, уже умели варить напиток с применением ячменного солода. Они, как утверждают сохранившиеся исторические документы, приносили его в дар богине плодородия. Американскими археологами были найдены в Месопотамии глиняные дощечки, которым, по крайней мере, 6 тысяч лет. На них изображены два человека в процессе работы. У пивоваренного чана. Приготовление пива детально описано на клинописных табличках, которым более 5 тысяч лет. У шумеров была даже поговорка: «Не знать пива – не знать радости». (Цит. По Довгань В.)
Известный немецкий археолог Е. Хубер писал в своей «Истории Месопотамии»: «Я нашел убедительную клинопись в храмовом инвентаре третьего тысячелетия до нашей эры. Там содержались прелюбопытные рецепты изготовления шумерского пива». Хуберу удалось установить не менее 15 сортов пива. Он смог составить из разрозненных изображений 23 сцены, показывающие процесс приготовления пива. (Huber E. Bier und Bierbereitung bei den Volkernder Urzeit. 1926).
Copyright © В. Лукьянов 1999 - 2006